Весной 2008 года фестиваль "Плюсовая поэзия" получил воплощение не только на концертных площадках и в музейных залах города, но на бумаге: Вологодским отделением Союза российских писателей был выпущен одноименный сборник, включающий в себя произведения молодых стихотворцев региона, а также активных участников литературного процесса.
Вашему вниманию мы предлагаем сокращенную электронную версию издания. Полный печатный вариант вы можете заказать наложенным платежом, связавшись с нами по электропочте: antoxa83@mail.ru.
Плюсовая поэзия. Молодые вологодские стихотворцы начала XXI столетия. / под общ. ред. А. Черного. – Вологда: Союз Российских Писателей, 2008. – 150 с.
Редакционная коллегия:
Е. Волкова, Ю. Ганичев, О. Кузнецова, Р. Соболева, Н. Сучкова, Н. Усанова
Издание осуществлено при финансовой поддержке
Комитета по делам молодежи Вологодской области
СОДЕРЖАНИЕ:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Мария Маркова
Анна Казакова
Михаил Калинин
Елизавета Чегодаева
Дмитрий Туркин
Наталья Усанова
Регина Соболева
Дарья Кутяшова
Наталия Боева
Павел Широглазов
Александра Логинова
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Ната Сучкова
Павел Тимофеев
Антон Черный
Виктор Кичкарев
Игорь Захаров
Галина Щекина
Валерий Архипов
- Предисловие
В вологодскую поэзию приходит новое поколение. И хотя временные рамки в культуре всегда несколько условны, появление в последние годы в литературном процессе Вологодчины целого ряда свежих молодых голосов – очевидный факт. Если доверять утверждению известного критика и литературоведа И. Шайтанова о том, что новый век в литературе, как правило, начинается «где-то между 5-м и 15-м годом», мы сейчас присутствуем при зарождении поэзии XXI века. Какой она будет, пока даже в самых общих чертах предугадать невозможно. Однако, пожалуй, самый главный элемент этой «литературы будущего» уже налицо – яркие и самобытные молодые авторы.
Настоящее издание ни в коем случае не претендует на звание «сборника гениев». Каждый из представленных в нем стихотворцев талантлив по-своему, и только всевластное время способно расставить их «согласно табели». Это скорее мгновенный фотоснимок сегодняшней литературной ситуации в регионе, сделанный под особым углом зрения, направленным в будущее. Может показаться, что наш взгляд на словесное искусство субъективен: кто-то не найдет в сборнике иных ожидаемых имен или, быть может, своего имени. Но культура – это полифония, вечный спор, лишь порой рождающий смутное подобие иерархии. Теперь пришла пора сказать свое слово в этом споре и вологодской молодежи.
Книга состоит из трех разделов. В первом, главном среди них, представлено творчество наиболее заметных молодых авторов нашего региона. Второй раздел составлен из своеобразных «кратких творческих заявок» тех стихотворцев, чей дебют состоялся совсем недавно. Раздел «Плюс три» включает в себя произведения тех авторов, которые составляют в настоящее время действующий поэтический «актив» Вологодского отделения СРП.
Голоса авторов этого сборника различны, и искать здесь какую-то тенденцию вряд ли уместно. Новое поколение, выросшее в отсутствие «единственно правильной руководящей и направляющей линии», не станет строиться в ряды и колонны. Можно отметить лишь то, что молодые вологодские поэты и поэтессы черпают вдохновение не только в самих себе, но и в богатой русской литературной традиции. И каждый в своей.
Если для череповчанина Павла Широглазова и уроженки Белозерска Александры Логиновой источником стала по-своему прочувствованная «тихая лирика», то вологжанке Регине Соболевой и кадуйчанке Дарье Кутяшовой, как нам кажется, хочется больше маяковской «громкости». Естественно, огромное влияние на стихи молодых оказывает Серебряный Век, причем во всех возможных вариациях: это и некоторые подражательно-цветаевские стихи Анны Казаковой из Череповца; и отчетливые северянинские нотки в творчестве ее земляка Михаила Калинина; и хармсовский «серьезный смех» вологжанина Дмитрия Туркина, и так далее. Самое главное, что продолжением литературной традиции далеко не исчерпываются достоинства этих текстов: робкий или смелый, в каждом из них присутствует дух эксперимента, желание донести миру что-то свое, очень личное. Без чего поэзия невозможна.
Однако одного таланта в наши дни, конечно, мало, чтобы докричаться до неприветливого мира. Автору, только начинающему свой творческий путь, важна поддержка единомышленников, «чувство локтя». И в Вологде есть общественное объединение, которое дает даже самым молодым авторам возможность быть услышанными.
Вологодское отделение Союза Российских Писателей было основано ровно 10 лет назад. И то, что тогда, в 1998 году, казалось случайным стечением обстоятельств, теперь выглядит почти исторической закономерностью: отвергнутые официальной и коммерческой печатью, молодые и амбициозные литераторы решили сами устраивать свою судьбу. Они объединились вокруг СРП, двери которого были всегда открыты для любых, даже самых смелых творческих проектов. Так получилось, что открытость и либерализм всегда были одновременно и силой, и слабостью этого объединения. С одной стороны, они закрывали многие официальные двери; с другой – давали творческим людям бесценную возможность общения без оглядки на политические, литературные и прочие направления.
И возможностей для обмена творческим опытом по сей день остается множество. При ВО СРП постоянно действуют сразу два творческих объединения: ЛитАртель «Ступени» и молодежная студия «Лист». Многие из авторов настоящего сборника были воспитанниками последней. В 2007 году вологодским отделением СРП была основана традиция регулярных Межрегиональных фестивалей поэзии в Вологде, проходящих каждые полгода («Зов Муз», май 2007; «Плюсовая поэзия», октябрь 2007). За 10 лет в Вологде при содействии Союза выпущены десятки изданий.
Но главные достижения – не в книгах и мероприятиях. Главное богатство Союза Российских Писателей в Вологде – творческие люди: поэты, прозаики, публицисты. И то, что многие из них еще очень молоды, на мой взгляд – добрый знак. Поэтому то, что именно ВО СРП взялось за издание этой «хрестоматии» молодой поэзии Вологодчины, более чем логично. В заключение хотелось бы поблагодарить наших партнеров в лице Комитета по делам молодежи Вологодской области, чья поддержка позволила представить молодую поэзию региона в столь многообразной, но далеко не исчерпывающей полноте. И, конечно, отдельной благодарности заслуживает наш постоянный партнер и друг Юрий Ганичев, без чьей энергии и помощи это издание вряд ли появилось бы в свет.
Антон Черный
Часть первая
Молодые вологодские стихотворцы начала XXI столетия
Мария Маркова
(Кадуй)
Мария Маркова родилась в Кадуе, где живет и работает. В 25 лет студентка-заочница филфака, автор двух стихотворных сборников «Упоение»
и «Мед-червоточина». Вошла в двадцатку лучших молодых российских поэтов по проекту «Илья-Премия» (2005). Участница фестиваля «LOGOрифмы»
в Ярославле (2007). Публиковалась в альманахах «Семизерье», журналах «Северная Окраина» (Череповец), «Свеча» (Вологда). Кандидат в члены
Союза российских писателей.
Из цикла «Чужие последствия"
1
На краю, где провинция, кажется,
все дороги сойдутся на «нет».
Потерпевший крушение – свяжется.
Вездесущий поможет инет.
Указатель – «на море», «в Московию».
Кораблем потопляем карман.
Это – Фюн, где поля вересковые,
Остров Фюн, где в низинах туман.
У воды нестареющий Андерсен
заливает бутыль сургучом.
Никого не бывает без адреса.
Обернись - кто стоит за плечом.
Замахнется волна, и рассыплется,
и на глобусе лопнет канат.
Загляни в опустевшую мыльницу,
там лишь пена морей, камарад.
2
Порою звонит телефон, но никто
еще на звонок не ответил. Здесь пусто.
Вранье очевидцев и сказки – не густо.
Моря превратили сей остров в остов,
и здесь из песка белоснежно ребро
торчит, изгибаясь, и рвет парусину.
Девица белье собирает в корзину,
из пышных перин выбивает перо
и рыбину чистит на том валуне,
где тень, поджимая костлявые ноги,
сидела, того провожая в дорогу,
кто бросил ей несколько мелких монет,
чтоб тень отвязалась (обуза, куда –
такую неброскую? там же – столица!),
и тень, задирая тоскливое рыльце,
ветрам подвывала. На берег вода,
шипя, наползала и ела пески,
смывала следы, оставляя обломки.
Безглазая тень спотыкалась в потемках
и плакала от непонятной тоски.
4
Предскажешь погоду на завтра, и вот,
день будущий вдруг обозначится резче.
Вот невод полощет пустой свой живот.
Вот море выносит забытые вещи
на светлый песок. Ты решаешь начать
день с поисков смысла, и роешься в тине,
снимаешь холщовую сумку с плеча
и прячешь туда ослепительно синий
морской лоскуток с серебристой каймой,
а дома ругаешься, в сумке – медуза.
Твой дом прикасается к морю кормой.
Вода заливает открытые шлюзы.
Твой дом прикасается к морю щекой
и тихо смеется. Он пуст, как скорлупка.
Когда-нибудь ты обретешь в нем покой,
как в детстве. Накроешься пледом и трубку
раскуришь, а ночью пойдешь на причал
распутывать сети, гадать на погоду
и слушать, как донные рыбы молчат,
как глубже и глубже уходят под воду.
6
В городском пространстве твой горизонт
все равно, что пунктир: домами прерван.
Если кто этаж занимает первый,
Ограничен двориком кругозор.
Там выгуливает собаку дед,
тот, что мальчиком часто гостил в деревне,
где дугой горизонта росли деревья,
и в оконце утром заглядывал свет -
не искусственный, пахло сухой травой,
дрожжевой опарой, и кот под лавкой
умывался рыжей пушистой лапкой,
и в прикуску бабушка чай с халвой
попивала с блюдца, и на краю
той деревни небо вливалось в воду,
и росли дожди, как речные всходы.
В городской черте же важней уют.
Дождь начнет накрапывать. Старый зонт
дед раскроет и хвост подожмет собака.
Архитектор ластиком на бумаге
изведет намеченный горизонт.
9
Подходят волны к самому крыльцу,
облизывают серые ступени
и оставляют водоросли, пену,
песок и щепки. Все идет к концу.
Вот-вот размоет морем основанье,
и дом снесет к курильским берегам.
Там Франсуаза, та, что нам – Саган,
сидит с карандашом за ушком в ванне,
уписывая местное вино
и бутерброды с красной жирной рыбой,
и ничего не происходит, ибо
свершилось все уже давным-давно.
Сентиментальные ее романы
домохозяйки пачкают мукой.
Царит на кухнях ангельский покой,
а ты за якорь держишься в кармане,
не успеваешь подобрать ключи
к входным дверям. Вода уже в подвале.
Зачем пытаться выразить словами?..
Давай, теперь немного помолчим…
Анна Казакова
(Череповец)
Меня зовут Аня. Мне… да не важно, сколько мне лет! Порой кажется, что была уже тысячи лет – как скала; порой смотрю и будто вижу впервые все:
и снег на обочинах, и котят под балконом, и траву на проталинах – как ребенок. Я учусь. В университете… Нет, это не важно… Я учусь у солнца
греть и слепить, я учусь любить и жить так, чтобы в ушах свистел ветер, чтобы жизнь вокруг была – танец! Я люблю Россию 1917 года, эйфорию и
трагедию, бунт и молитву. Я стараюсь быть серьезной, изо всех сил учусь понимать этот мир.
КРЫМ
Крымский ветер –
В подолы девочкам,
Крымский ветер –
В матроски мальчикам.
Громкий смех,
Гувернантка сердится
И грозится немецким пальчиком.
Просоленные морем волосы
Растрепались до неприличия.
И хохочут лукавые зайчики
В загорелых ребячьих личиках.
Море, скалы,
Короткие платьица.
Век – Серебряный,
Год – семнадцатый.
Ветер в волосы –
Пахнет ливнями,
Виноградом
И эмиграцией.
Смейтесь, тонкие девочки
В ленточках,
С пожелтевших открыток
Из прошлого.
Я влюблен вас,
Но так по-книжному,
Я влюблен в вас
Так понарошечку.
Я влюблен в ваши тонкие пальчики,
В вашу прелесть –
Такую неброскую.
Я влюблен в ваше чистое детское,
В ваше трагичное взрослое.
* * *
А Вы все та же –
Не постыдились - в храм не прикрыв головы!
Готов поклясться,
Вам ночью снились
Пятнадцатилетние сны!
А Вы все та же!
И проседь в кудрях – не больше,
Чем маскарад.
А тот красивый, высокий,
Юный…?
Я знаю,
Вы скажете – брат…
Опять играете!
Полно, детка,
Пора бы умерить пыл.
Я представляю,
За эти годы
Кто только Вас не любил!
А Вы? Скажите,
Вы были верной
Хоть одному из них?
Или все так же
Беспечно – ветрен
Ваш избалованный стих?
Скажите-ка, деточка,
(Все-таки исповедь!)
Любили хотя бы раз?!
…………………
Дерзко,
Почти как в пятнадцать,
Ответила:
- Вас!
Михаил Калинин
(Череповец)
Родился в 1988 году в Сочельник. Являюсь одним из наиболее удачно осуществлённых родительских планов.
1992 – «первые литературные опыты» (где-то даже тетрадка хранится)
2005 – поэтическая брошюра «Лютики в траншее»
2006 – книга «Пунш & фейерверки» (стихотворения 2004-2006 гг.)
2006 – поступил в ВГПУ на отделение журналистики и теории коммуникации.
6 января 2008 – отметил 20-летие.
* * *
Два глотка тишины и опять – круговая порука…
И для сердца, летящего с крыши – грудинный батут…
То ли в ссоре с собой, то ли в ссоре с хорошим другом
Я плевки заболевшей любови ловлю налету…
Я ловлю, я ловлю… я люблю, я люблю!.. и, должно быть,
в негодяйском нутре полумёртвую боль шевелю
и смываю, как копоть,
и робость,
и подлость,
и похоть,
пусть отрепьем,
обмылком,
но мысли о том, что люблю…
И не ноют стигматы, но нимбы оторваны с мясом.
И меняется гвоздь для святых на шуруп-саморез…
Я хочу говорить, но до крови источены лясы,
Я хочу на Олимп, но поэзия тянет в подъезд…
Проще думать о том, что покинут и бесполезен,
снять воздушный дворец и уныло слюнявить мечту…
Но поверь, даже бог, как ребёнок, о матери грезит;
даже зависть белеет, увидев свою черноту…
Каждый добрый конец помышляет о новом начале.
Каждый добрый –
отец
для тех,
кто рос без отцов.
…Не сплести километры любви в километры печали
Никогда
ни началу начал, ни концу всех концов.
Серпентарий
Я не так безобиден, как кажется с первого взгляда.
Не дави меня, гада, хрустальной своей босоножкой!
Я тебе улыбаюсь, моя золотая отрада…
А была бы рука, я тебе помахал бы ладошкой…
Преподобные мне отрубили и руки, и ноги…
Я летел кувырком по наклонной луча и не падал…
Я ругал небеса и кричал, что все беды от бога.
Я трепроклял его и его подопечную падаль…
А потом я срывался в свинцово-бурлящие смуты!
Всё взрывалось вокруг, всё дрожало, гудело и меркло! –
Атмосферный слоёный пирог и немые минуты…
Девятьсот километров сплошного ревущего пекла…
Я упал, и пожарища дней меня быстро убили.
Я валялся в грязи, истекая бордовым бессильем…
Я воскрес. Потому что крылатые напрочь забыли –
Иногда даже аспиды могут иметь свои крылья.
Не смотри, что ехиднами угол кишит мой укромный! –
Я во имя тебя горизонтные выси разрушу…
Хочешь, мир подарю? Весь – до капли. Огромный-огромный.
Только дай приласкать твою чистую светлую душу…
* * *
My Dear Friend
Замолви обо мне хотя бы пару слов.
Одну мою весну припомни парой песен…
А знаешь ли, мой друг, ведь мир не так уж тесен,
когда глядишь на мир, спускаясь с облаков!..
Посмейся за меня хотя бы пару лет!
Влюбляйся за меня в девчачью обнажённость!
И пусть лишит ума твоя умалишенность
холодные рассудки на карточном столе!
Прочти хотя бы треть того, что я принёс,
найдя черновиков бесформенные кипы!
И выпей всё вино, какое я не выпил!
И досмотри моё, приснившееся вскользь!..
И жизни без столбов – столбами застолби,
чтоб столбенеть столбом, столетья провожая!
И ту мою Любовь, которая Большая,
найди и долюби! Найди и долюби!
Ну, а когда Её ты встретишь у столов,
которые накрыты радушными врагами,
врагам, и Ей, и тем, кто с нами и не с нами,
замолви обо мне хотя бы пару слов!
И пусть они кричат о чье-то там вине!
И пусть они рычат, и плачут, и смеются!
…А знаешь ли, мой друг, как хочется вернуться
на пару слов, что ты замолвишь обо мне!..
* * *
…Так кто же я, Боже, художник или убийца,
рисующий лица натурщиц, убитых искусством?
Одновременно повеситься и застрелиться –
способ, который зовётся предсмертным занудством.
Поэтому я не хочу ни того, ни другого…
Заметь, что я новый – гораздо светлей и душевней.
Пусть я не блещу идеальным звучанием слова,
но я не встаю на колени выклянчивать гений.
Считая потери в своём стихотворном полку,
знаю, что без толку – смысла в том будет с обмылок:
сколько верёвке не виться – взлетит к потолку,
сколько ружью не висеть – продырявит затылок…
И кто же я, Боже, писатель или злодей?
Тетрадный каратель, казнивший тетрадь пустотою?
И кто же я, Боже, без горсточки ложных идей,
быть может, ничтожных, но ставших моею судьбою?
Спасибо за каждый написанный мною пустяк,
за каждую строчку, за то, что грешу и спешу!..
Прости меня, Боже, за всё, что писалось не так,
за всё, что пишу и, наверно, ещё напишу…
Спасибо за маму и папу, за тьму и за свет,
за грозы и ливни, за ветер и шорохи листьев!..
За то, что во мне настолько бессмертен поэт,
что я обессилел в своём стихотворном убийстве.
Елизавета Чегодаева
(Вологда)
Меня зовут Лиза Чегодаева, я ученица Галины Александровны Щекиной (студия «Лист», Вологда), студентка Литературного института.
* * *
Ты снова здесь, и в мире - провал,
Я бездумно сбрасываю туда всё,
Ведь у нас лишь сутки, а потом вокзал
Прямо в закат тебя унесёт.
Пусть никто не стучится в мою дверь,
Мне ничьих просьб сегодня не жаль -
Я тону в ворохе чёрных кудрей,
Отпуская на волю безумный жар...
А иного не дано – лишь экспрессы в ночь,
Лишь встречи на день, и ни слов, ни фраз!
Не всегда совпадают «хотеть» и «мочь» -
Я три года учила французский яз...
О-о, пей мою жизнь с пересохших губ!
Запечатывай мой болтливый рот,
Пока сны октября по окну бегут,
И мы можем не думать о том, что грядёт…
* * *
Мы у жизни пару часов заняли…
О, рыжий огонь, меня не храни!
Нас до того скрутило желание,
Что просто глупо говорить о любви.
Это что-то вроде пост-смертия:
Эйфория и боль разом,
Тел занимательная геометрия
И просыпанный на пол разум…
Нас ветра ночь напролёт подслушивали,
Спрятавшись между снежными кронами,
А я вся – губы твои распухшие,
Я вся – глаза твои воспалённые…
* * *
Они роняют тихо: “Sorry…”,
И опускается стена.
В окне – несломленная горем,
Непобедимая луна.
Всё это – лёгкая заминка,
Сегодня Бог не с той ноги…
В стакане вещие чаинки
Кричат: «Спасайся и беги!»
Но мы – команда альпинистов,
Подобранная точно в масть.
И, как ни хочется разбиться,
Тебе никто не даст упасть.
* * *
Шея опутана плеером, как удавкой.
Мы есть, мы будем, и никуда не деться.
Всё будет длиться годы, уколы булавкой
Понемногу выпьют твоё и моё сердце.
Я отдаюсь на заклание, потом сбегаю
С хирургического алтаря, от скальпелей занесённых.
Мы есть, мы будем, нам не обещали рая –
Лишь холод курилки, тьму общежитских комнат.
Голова шумит, горячий кран, мыло,
Учу латынь, раскачиваюсь на стуле.
…Мы есть, увы, и это не я решила,
Мы будем, да, и это не ты придумал.
* * *
Под тёмно-зелёным покрывалом
Время вновь начинает отсчёт.
Я целую тебя устало –
Я слишком знала всё наперёд!
Руль вывернут до упора.
Тихо щуришься на рассвет.
Должно быть, мы проснёмся нескоро.
Конец декабря. Снега – нет.
* * *
Загораживает свет, от дыма морщится,
курю пристально – это пыль из-под ног!
Наша осень давно закончилась,
наша зима подводит итог.
Станет рисунками карандашными
этот отчаянно яркий цвет.
Хочешь до смерти, ничего не спрашивая,
боясь всё же получить ответ.
Дмитрий Туркин
(Вологда)
Я родился 31 августа 1986 года (как раз в День Рождения Дмитрия Туркина) в Вологде. В семье простых рабочих. Писать начал лет с шести, причём
осознанно. То были романы и рассказы, построенные на сюжете различных популярных тогда фильмов. С 16-ти лет начал чувствовать и называть себя
настоящим писателем. После школы поступил в университет на отделение журналистики ВГПУ, где сейчас и учусь на четвёртом курсе вместе с
Дмитрием Туркиным.
* * *
Мы гуляли с ней поздней осенью.
Я шёл и смотрел на деревья,
А она – в свои ноги из юбки.
Я сорвал с дерева один увядший, трухлявый листочек,
И вручил его своей попутчице
На память об увядшей осени.
Так и сказал: «На память об увядшей осени»
Она озорно улыбнулась, и мы пошли дальше.
Мы гуляли с ней поздней осенью.
Я смотрел на прохожих,
А она – в свои ноги из юбки.
Я вдруг увидел дряхлого, безжизненного старика с клюшкою,
Я подошёл к нему и схватил его вместе с клюшкою
И вручил его своей попутчице
На память об увядшей юности.
Так и сказал: «На память об увядшей юности»
Она озорно улыбнулась, и мы пошли дальше.
Мы гуляли с ней поздней осенью.
Я смотрел на неё,
А она - на того изношенного, причмокивающего старичка,
Которого несла в своих руках,
А старик держал тот трухлявый листочек,
И вертел его,
И смотрел на него,
И лил на него свои последние слёзы.
КРЕСТЬЯНСКАЯ ДУША.
На кухне моей жизни
Кормится всё человечество,
Я никогда не устану
И не покину своё отечество.
А хлеб чёрств, как ваше сердце.
Холодильник пуст, как наша сума.
И горит, как телевизор,
Моя крестьянская душа.
* * *
Горю, горю, горю,
Смотрите!
Вот сгорела последняя нога!
Ждите, ждите!
Будет гореть и большая голова!
Горю, горю, горю,
Зырьте!
В дыму раскаяний догорает туловище!
Оно, гнойное – верьте
Обязательно попадёт в чистилище!
Горю-сгораю,
Видите!
Рукам не схватить, не задушить пламя,
Я знаю свои руки,
Привыкшее держать только пламенное знамя!
Горю, в огне, горю,
Гляньте же!
Вот и голова волосами забилась,
Огонь пляшет на коже,
Из русой голова моя в рыжую превратилась!
Горю немилосердно!
Горю я беспощадно!
Смотрите-ка и верно!
Горю я беспощадно,
Горю немилосердно!
Горю, сгораю, догораю,
Ждите-ждите!
Будет пепел, будет пепел.
А пока смотрите,
Как разгорает меня доктор ветер!
Вот сгорел, сгорел,
Можете не смотреть.
Я – пепел без большой головы, ручек, ножек и тела,
Идите по домам, ведь
Танец кончен и нет у меня никакого дела!
Я горел беспощадно,
Я горел немилосердно
Для вашего же внимания
И для вашего наблюдения
Горел!
* * *
Как с такими лицами ездят в автотранспорте?
Никому неведомо,
Никому незнаемо.
Как с такими воплями ездят в автотранспорте?
Никому неслыханно,
Никому несказанно.
Как с такими тучками ходят в аутотранспорте?
Никому невиданно,
Никому невелено.
Как с такими мыслями ездят в автотранспорте?
Никому негаданно,
Никому ненадобно.
* * *
Хромоногие многие
Говорили мне правду
В их трудах и годах,
Запечатанных в век.
Позабытые битые
Указали на место мне,
На котором нулём я
Катался вот так:
Шух-шух
Бурль-бурль.
Но теперь я и сам-то
Кой-чего ведаю
И прошу современников
Меня не учить,
Потому что здоровие
Приходит не с опытом
И не со знаньями,
А как-то вот так:
Вжжжжить!
Пум-пум!
* * *
Видите ли…я не поэт,
Я просто лучезарный свет.
Наталья Усанова
(Харовск - Вологда)
Меня зовут Усанова. Конечно, имя у меня есть - Наташа, но я от него отвыкла. На работе я Усанова, на учёбе - Усанова, в общежитии - Усанова,
наконец, свои стихи я подписываю фамилией, чтобы меня не принимали за моих тёзок. Я вологжанка. Хотя я родилась и до сих пор прописана в
Харовске, все свои «взрослые» тексты (сборники «Днём с огнём» и «Внутри» я написала в областной столице. Мне четыре года. Мой паспорт
считает, что мне двадцать, но я с ним не согласна. Отсчёт моего возраста идёт с того времени, когда я обнаружила себя поэтом.
Месяц
Все вещи растворились в ночи зыбкой.
Лишь месяц не схватила темнота.
Остался он от мира, как улыбка
Осталась от чеширского кота.
Он светится. Ему, наверно, сладко.
Он что-то сохранил в изгибах губ...
И я хочу загадывать загадки!
Да ни одной припомнить не могу.
* * *
Чистое небо. Совсем бесстыдное.
Даже ни облачка нет нигде.
Небо, опомнись, тебя же видно нам.
Тучи надень, не смущай людей.
Будет стесняться оно? Да полно вам!
Небо, единственный божий храм,
Очень легко расстегнёт все молнии,
Сбросит все тучи ко всем чертям...
* * *
В сумерках серы любые дороги,
А луга истекают паром.
Очень скоро шмели - олимпийские боги -
Спустятся за нектаром.
И, вкушая с тычинок свой ужин пряный,
Какой-нибудь Зевс Иваныч
Не поймёт, что над ним лепестки тюльпана
Начинают смыкаться на ночь.
Он очнётся и биться в тюльпане станет -
Сбросит пару росинок-бусин...
И придётся ему до утра в капкане
Наслаждаться нектарным вкусом.
* * *
За деревней они
Поджидали день.
Тишина, и слово дано костру
У того костра
Кроме двух людей
Шесть деревьев,
Шесть напряжённых струн.
Он за хворостом встал,
И задел одну.
Вся струна негромко
Отозвалась.
И - ещё струну.
И - ещё струну...
А костёр заслушался
И погас.
* * *
Здравствуй, самый первый посторонний!
Из своей подсолнечной обители
Пиром увлечённые персоны
Твоего лица в упор не видели.
А ведь ты, подняв с протяжным стоном
Ношу и спокойствие невольника,
Строил пирамиды фараонам
Из больших бермудских треугольников.
Сеятель
Я знаю: солнце встало и блестит.
Инстинкт мне говорит: «Пора работать».
И надо сеять, сеять и растить
Разумное, и доброе, и что там....
Мне кажется, что я видала Русь...
Река не возвращается к истоку.
Я ничего на свете не боюсь,
Работаю спокойно и жестоко.
Натянут горизонт и где-то вдоль -
Распахнутое, сдавшееся поле...
Зачем я здесь?! Зачем я сею соль?
Что вырастет потом из этой соли?
Регина Соболева
(Вологда)
Родилась в 1987 году в Казани, жила в Новом Уренгое, затем в Вологде. Студентка ВГПУ (Отделение журналистики), с весны 2007 года занимается в студии «Лист». Автор двух сборников: «Черно-белый альбом» (стихи, 2007), «Милосердие» (проза, 2008).
Колыбельная № 3
Улица у лица,
потому что впритык к окну...
Местоимения вместо я,
потому...
Потому что в дому рассвет,
немолкнущий вечно...
Да потому что и дома нет,
потому что только мои плечи...
Мост за мостом,
как в городе сфинксов... я
пробиваю лбом
только там, где моя земля.
Солнце, фонарь, свеча -
одинаковость упрощений -
этот, другой, я...
одинаковость непрощений.
Снежная нежность, вечер,
я нахожу на ходу...
фонари, солнца, свечи -
должно быть, я сплю.
В городе не достать
звезд, когда очень хочешь...
Поэтому хочется спать,
хотя, наверно, не очень...
Колыбельная № 5
Это неважно, как по дороге внизу, у подъездов,
Странный выход имеющих, прямо в поток,
Ходит ночами в оранжевой шляпе железной
Мой маленький, умненький, славный прыг-да-поскок...
Неважно совсем, как рукой своей невозможной
Он делает «Оп-ля!» и зовет, как зовут для зари!!! -
И тут теплой и мокрой становится всякая кожа
В ее очень всегда возможно «ори, но умри»...
Ах, не все ли равно, что я знаю его осторожность,
И тоже всегда проверяю, нет ли там за окном кого -
Так атеисту хочется встретить к лицу безбожность,
И бросить обратно иль в дар, как всегда, и в лицо!
Это неважно, что там, где он скачет, где делает «Ну!»,
Мне хочется делать «Ах, возьмите в свою игру!»...
Но только тогда, когда я уже не смогу -
я продолжу игру.
Колыбельная № 7
Особенно славно считается до одного! -
Наверное, потому, что дальше не миллион и не сто.
И так же славно в большой стране на ее же дно
Опускать на веревке всех тех повесившихся, что не то...
Как у того, что помните, «как не помнить!»,
Выбирает из ягодного садка чуть-чуть и слегка,
То что всех нас, да-да, несомненно, смогло б успокоить,
Но то, отчего мы сразу бежим проверять кулака.
А под каждым деревом - нет не стол и не дом,
А виселица, ибо климат пригоден только на «здесь
Каждый чужой - все равно, что родной и свой»,
Только это не помешает в голод его с потрохами съесть.
И нужно читать, прерываясь на «н-да» и «хи-хи»,
Устремляясь порой речитативом вперед -
И какие дурацкие все-таки рифмы на слово «стихи» -
И как непреложен законов веревки свод.
У времени одна цифра, сколько б не пел циферблат.
И это двузначность не полнит, а нашу подавно.
Наверное, если б реальное время, то только «свят-свят!»...
До одного считать, видимо, слишком славно.
У боли в сердце есть прекрасный повод -
По одному покою одиноких - голод.
Дарья КУТЯШОВА
(Кадуй)
Кутяшова Дарья Анатольевна, 17 лет, ученица 11 «А» класса КСОШ № 3, родилась и выросла в поселке Кадуй Вологодской области. Призер районных и областных олимпиад по литературе и русскому языку. Любимый поэт - Владимир Маяковский. Интересы: художественная литература, философия,
психология, история, политика.
Мертвая Гвардия
«Мы мертвые,
но мы живее всех живых…»
Красные Звезды.
Втыкаем нож в белую тряпицу,
Ругаем вдрызг нашумевший выбор,
Плюем с небес на оголтелое общество,
Давимся вашей прелой Системой,
Чувствуем ложь ежедневной вести,
Знаем приток новой Красной мести,
Скажем потом, посмеемся рьяно,
Сделаем шаг да пойдем упрямо!
Станем слепыми, как ваше небо,
Станем немыми, как ваше утро,
Станем живыми, как ваша пуля!
Славить стабильность бродячей жизни –
Ваши порядки нелепы, как мода,
Как покровительство глупого люда,
Как безобразие вашего плена…
Оседлаем лошадь вашего бога,
Двинем к заре, на Восток, на волю,
Скажем в лицо вашу злую правду,
Выгоним всласть ваши нормы права!
Вымрем, как масть вихревого стада-
Молча, геройски, приняв погоны.
Руки вскинув революционно,
Последний залп дадим достойно!
Примем крамольную смерть свободы –
Похороните нас не с вами!
* * *
Осколки забыли,
Что значит помнить?
Слезы упали, разбились,
В грязь,
Вскользь,
Вкривь –
Не надо больше думать!
Поезд полетел без машиниста,
Ноги понесли без перегрузок.
Книги выворачивались
Наизнанку,
Наружу,
Кричали, кровью плевались,
Опустошающе их стертые руки тянулись,
Натыкались –
Глохли.
Переводы
на людской язык
окончены.
Выпьем за здравие!
Ляжем за упокой,
Глаза закроем
И будет тихо,
Вселенно,
Кармически.
Оплеванные глаза поэта
Глядели широко на солнце,
Которое вдруг стало
Оладушкой…
Смотри – не испачкай рук!
После такого разговора
Мне оставалось
Пулю в лоб
И никогда не видеть,
Как бывший Мир
Умер
От запустения развития.
Не говорите мне о постоянстве!
Когда ты говорил мне о счастье,
Мне снилась кровавая бойня,
Летящие пули
И чьи-то руки отдельно от…
…Ты возвращал меня
и говорил о том,
что быт захлестнет всенепременно…
А облака текли,
Страшные в своем постоянстве,
И река текла,
А в ней глаза,
Оторванные на моей войне,
А в них пчела,
Убитая свершившимся домом.
А в доме – гроб,
А в нем моя гниющая суть
В предсмертных судорогах.
Кто не боится ржавого ножа,
Тот обретет еще свое.
Эх, где моя винтовка?!
Январь, 2008
Жизнь художника
Но он уже ничего не понимал, о чем
его спрашивали, и не узнавал вошедших
и окруживших его людей.
Ф.М.Достоевский – «Идиот».
Наблюдая душераздирающее падение
Летнего снега
На мокрую дрожащую ладонь,
Он завернул в упаковку,
Повязал бантиком,
Приложил открытку,
Да подарил себе мир,
И остался впереди счастливым…
* * *
Навеки нервишки зашалили –
Пусти свою добровольную Каплан,
своевольную память
да народную подлость.
Ты знаешь свою благодать!
Не так ли, дражайший?
Коротко звучала пуля,
Да протяжно – набат.
Кого-то обманули,
Кто-то обманулся,
А ты как-то напролом да наугад
Встрепенулся.
В сторону Третьего Рейха
Потянулся скулящий маузер,
Но стал недоступен,
Как четвертованное свастикой лицо,
Да отвоеванное верой Ничто.
Зачем-то сложное стало Почему
И больше недовопрошалось.
Наталия Боева
(Вологда)
* * *
я заклеиваю окна сушеными крыльями бабочек,
затыкаю щели сахарной ватой
из аптечки старшего брата
(он лейтенант запаса медицинской службы)
мы пьем чай с йодом,
когда хочется яда,
а еще он говорит, что раны души
должны дышать,
и не надо
заматывать их в бинты.
между рамами паучок распятый
на липких ленточках лейкопластыря
горько плачет над своей коллекцией
сушеных крыльев мотыльков и бабочек,
он, наверное, прототип
«коллекционера» Фаулза…
и давно зарится на мои крылья –
в паутину меня,
долгожданного яда,
и долго сушить между рамами.
ПЕНЕЛОПА
за что-то разгневались боги –
долго будешь скитаться
между Сциллой «люблю» и Харибдой «расстаться»
лет через двадцать вернешься, и ладно –
бесконечная твоя одиссея.
только здесь не Эллада,
и ткать я совсем
не умею…
карманная карма
такая хитрая штука карма-
ны. там всегда есть какая-то дырка,
на всякий случай забытое Дао,
теплые пальцы друг друга душат –
молились ли на ночь? – карманная драма.
деньги кармические (днем прокормиться) –
ментальная грязь позапрошлых жизней,
астральный ошейник собачьего плана
и мокрые рукавицы….
Песня перьев
слушайте песню перьев
над быстрой рекой!
две тысячи лет назад мне был обещан покой,
странно, но я до сих пор в это верю.
он разговаривает с деревьями и камнями
и наблюдает днями,
как я врастаю ступнями,
ухожу глубоко
в землю.
я две тысячи лет боюсь, что он мне подарит покой
остаюсь немой
и внемлю
песне перьев.
то, что зовется мной –
лишь пара закрытых глаз,
да сомкнутый рот.
а он великий шаман, и он непременно найдет,
пусть не сейчас,
но услышит в голове моей птицу.
птице – тесно,
птице – место
на воле.
он ее выпустит
рано ли, поздно ли.
и боли
больше не будет.
и это меня убьет.
* * *
мама у вики – картина Гольбейна:
строгая, как святая. дочка тоже, с той лишь разницей,
что есть в ней и что-то от ведьмы.
многим она не нравится,
остальные просто не связываются,
так как вика может ответить.
у леры длинные пальцы,
такими душить хорошо, по горлу кольцом сжиматься.
у леры мама начальница,
муж очень крутой тоже.
лера сама ни на что не похожа (на вику только немножко)
лера просто – красавица,
у леры смуглая кожа.
в дневниках у обеих сны и
гадания на кофейной гуще.
вика с лерой подружки,
вика с лерой игрушки -
заводные
куколки Вуду.
* * *
открутили голубю голову
да не с голоду, а так – любопытно было
а ты говоришь - париж
андрюша варил голубей
на октябрьской улице в городе л.
и рецепты французских королей
снять мясо с костей
изрубить вместе с сердцем зобиком печенью
кости в ступке истолочь
залить бульоном поставить вариться
тут не причем
и картины пикассо -
он просто о них не знал
такая бестолочь
а питаться хотел изысканно
исключительно птицами мира.
* * *
солнце-из-всех-подворотен,
ка-пе-ль-ка-ми капель,
а ноги вязнут в сугробах –
неважно!
ты только верь
в любовь до гроба
и прочую лажу…
и вроде,
слышишь?
выводит
ветер на заборе, как на афише:
«МОНОСПЕКТАКЛЬ «СОЛНЦЕ-ИЗ-ВСЕХ-ПОДВОРОТЕН»
на сцене одна
актриса – ВЕСНА.
Спешите! Спешите! СПЕШИТЕ!!!»
ПАВЕЛ ШИРОГЛАЗОВ
(Череповец)
Родился в Череповце. Член литературного салона «Окраина», регулярно участвует в различных поэтических вечерах и концертах. Публиковался в
газете «Октябрьский мост» (Череповец), журнале «Нахаленок» (Череповец), альманахе «Илья» (Москва), коллективных сборниках «Мозаика души» и
"Голоса». Призер конкурса памяти Ильи Тюрина (Москва, 2003) и фестиваля «Гора-2004» (Шекснинский район). Лауреат конкурса поэтов,
посвященного А.Башлачеву (Череповец, 2000).
* * *
Посмотрев нечаянно на луну,
Я залезу в спичечный коробок.
Там тебя вполголоса прокляну
И любовь, наверно, сверну в клубок.
Покатаю шариком по руке
И отдам котенку: играй, дружок…
Я пожил бы в спичечном коробке,
Только где мой спичечный коробок?
МОНОЛОГ ТРАКТИРЩИКА ИЗ ПАРУАРА
Мой друг Франсуа Вийон –
Бродяга, поэт и вор –
Заходит хлебнуть вина
На мой постоялый двор.
Пою я его в кредит,
Как водится, каберне.
Глядишь, он стихи родит
Когда-нибудь обо мне.
И, может, еще не раз
Оплавит вийонов дар
В потоке жаргонных фраз
Занюханный Паруар.
* * *
Отовсюду слышится
Петушиный плач.
И стихи не пишутся.
И душа – в калач.
Выделив причастие
Запятой,
Вновь иду по улице
Не по той.
Лишь луна отчаянно
С высоты:
«Эй, поэт нечаянный,
это ты?»
ДОМОВОЙ
Тише! Видишь, там, за дверью,
С рыжей головой…
По народному поверью
Это – домовой.
Ищет, баловень, съестного –
Знамо, чуткий нюх:
Там, у шкафа подвесного –
Горстка печенюх.
Сыщет, завернет в платочек,
Прыгнет на чердак.
Он ведь тоже кушать хочет,
Маленький чудак.
* * *
Не ведая, что творю
(В чем, видно моя беда),
Я глупости говорю.
И делаю иногда.
Александра Логинова
(Белозерск - Вологда)
Родилась в Вологде в 1986 году. Начала писать около 2000 года, публиковалась в газете «Новый путь» (Белозерск), «Университетской газете»,
газете «Ступени». Студентка 4 курса факультета социальной работы, педагогики и психологии ВГПУ. В 2007-2008 гг. посещала студию «Лист» в
центре «Северная Фиваида».
* * *
Сумерки тянутся пряжей
Ласковой шерстяной.
С тобою тихонько присядем
Гадать над счастливой судьбой.
Слышишь? В разлете поленьев
Шепот таинственных букв.
Дышит дождем воскресенье,
Не разнимая рук.
* * *
Я откуплюсь от тебя истиной
И сделаю так чтоб нам было здорово
Жить в нашем маленьком мире приисков
Слитков которых не разменять на золото.
* * *
Доверяешь мне, своей как прежде
Маленькой русалочке на дне.
Домик из печали и кореньев
Сложен повелителем всех рек.
По ступенькам к берегу тихонько
Поднимают струи и пока
Нам с тобой не холодно ни больно,
Путникам влюбленным в мотылька.
* * *
Полетели со мной в страну,
Где песок закрывает время,
Полетели со мной в страну,
Где не холода нет ни снега.
Там причудлив восточный рай,
Ароматами вскружит пряность.
Полетели со мной туда,
Самолетов не дожидаясь.
* * *
Дом- корабль,
Измученный в штормах.
Потрепали бури жизни стекла.
И свисает с крыши бахрома
Из сосулек, таяньем истекших.
Посидеть бы в комнате каюте,
Тешась вдосталь тишиной живой,
А потом поведать с суши людям,
Как качает время над волной.
* * *
Легкий кисточки полет,
Небо как лазурь.
Вдаль уходит самолет.
Унося слезу...
Часть вторая
Поэтический актив
Ната Сучкова
(Вологда - Москва)
Родилась в Вологде в 1976 году. Публиковалась в столичных и провинциальных журналах, альманахах и коллективных сборниках. В течение четырех
лет издавала в Вологде альманах «Стрекоза». За издательскую и творческую деятельность в 2000 году получила Пушкинскую стипендию
Международного ПЕН-клуба и фонда Альфреда Тёпфера (Германия). Учится в Литературном институте им. А. М. Горького. С 2002 года живет в Москве.
* * *
На Остоженке пахнет ладаном,
Позолотой осенней сусальной,
Шаурмою, хурмой, ханом Батыем
И неистребимо — Рязанью.
Словно шарик к рюкзачку привязали
Суетой, беготнею вокзальной,
Тем, что мы безнадежно устали
С поездами, следами, слезами.
На Остоженке пахнет Боженькой,
Облаками в прожилках творожными,
Тем, что непоправимо и прожито,
На Остоженке пахнет прошлыми,
На Остоженке пахнет Ожеговым
И афишным путеводителем,
Воробьями, дождями, крошками,
Номерами дробными, литерными.
На Остоженке пахнет кошками,
Молоко по ладони стекает,
На Остоженке пахнет брошенным
И не пахнет стогами.
* * *
Но я расту быстрее травы,
намного, намного быстрее…
А то еще — облако, ничего интересного,
Ты входишь в траву, и оно качается
Так низко, что можно панамкой детскою
Его коснуться и сдвинуть нечаянно.
И ты напуган, что небо падает,
Такое близкое — только тронь,
Но ляжет спелой огромной ягодой
Ручное солнце в твою ладонь.
Сапропель
Возле озера Неро, под илом,
Под сосновой смолёной корой,
Спят любимые мои могилы,
Укрываясь водой с головой.
И, заросшая тиной и лескою,
Чешуей набивая рот,
Над тягучей водою пресною
Моя старая лодка плывет.
И болит у лодки уключина,
И скрипит, как больное колено,
Парусиновой белой брючиной
Задевая озеро Неро.
* * *
Дачник мой август, тетрадь на столе,
В ней по линеечкам ходят трамваи,
Я к твоим буквам язык прижимаю,
Но за щекою поет карамель.
Тут, за щекою, поет, говорю,
Дырочкой хрупкой, стеклянной, глубокой,
Яблочным розовым треснувшим боком,
Как здесь вместиться еще букварю?!
Но на минуту всего повзрослеть —
В сладкой слюне карамелька растает,
Дачник мой август тетрадь пролистает,
Встанут трамваи, и нечему петь.
* * *
Большеротым птенцом, садоводом прожженным
Я глотаю шмеля, как мохнатый крыжовник,
И на вкус не могу узнать.
И стою рядом с мамой, шмелем пораженный,
Но гудит во мне шмель, он — живой, не прожеван,
И в ладони мои, как крыжовник тяжелый,
Опускается благодать.
* * *
В городе Богом данном, у самого синего Черного,
Как на диване продавленном, скрючившись на песке,
Павел лежит и курит, слова из себя вычеркивая,
И полоса на шее его начинает краснеть.
Дальше, но пленка кончилась, скрипнут по снегу валенки,
Скрипнет, чуть наклоняясь влево, перо гусиное,
Павел лежит и думает великое государево,
И газировки хочется — радостной апельсиновой.
Да, газировки б здорово — в пену, как в море, броситься!
Хрипло гудят динамики и ударяют в медь,
И прибывает скорый Санкт-Петербург — Феодосия,
И полоса на шее, не надо туда смотреть.
Павел Тимофеев
(Вологда)
Проникновение
Двери закрыты, задёрнуты шторы.
День умирает, печальная участь.
Тени крадутся в квартиру, как воры
И у вещей похищают их сущность.
Там, в глубине, на дрейфующем ложе,
Два обнажённых, прекрасных созданья,
Не шевелясь, ни о чём не тревожась,
Мирно покоятся в сладкой нирване.
Нежная кожа, спокойные лица.
Жребий грядущий ещё неизвестен.
Самый безжалостный в мире убийца
Скоро войдёт и увидит их вместе.
Он ни одной не оставит улики.
С виду всё будет спокойно и мирно –
Эти же позы, тела и улыбки.
Та же квартира, средь прочих квартир, но
Чуть уловимый запах распада
Всюду проник и осел среди пыли.
Стала видна обнажённая правда –
Эти два тела уже подменили.
Утром они ощутят перемены,
Но будут спать как ни в чём не бывало.
Тайный преступник исчезнет со сцены,
Взяв с собой сумрак, своё покрывало.
В том, что случилось под тёмным покровом –
Правда и вымысел наполовину.
Тени бледнеют и солнце готово
Новому дню перегрызть пуповину.
Н. и Л.
Снова спелая осень листвой забросает могилу
И дороги сквозь дождь устремятся в злосчастный январь.
На пороге, не снявши пальто – Николай и Людмила.
И авоська с портвейном гремит, что поддавший звонарь.
Только что-то не так. Бутафория. Солнце в зените.
Всё давно решено и немыслимо сбиться с пути.
Я прошу Вас, Людмила, вы зла на мужчин не таите.
Пусть порою грубы, только где же других-то найти?
Царство твёрдой воды затянулось и кажется вечным,
Но однажды ручьи, зазвенят, побегут в летний край.
Со своей стороны я скажу очевидные вещи –
В твоём зеркале женщина – это Любовь, Николай!
* * *
Тихий сумрак российской глуши,
Воздух свежий.
Край медвежий.
Здесь никто никуда не спешит.
И любой звук, рождённый в тиши,
Ухо режет.
Вырастает еловая рать
Сонной стражей.
Странно даже
В кошки-мышки пытаться играть,
Иль смирясь, на себя примерять
Крой пейзажей.
Это место впечаталось в речь
Местом ссылки.
Лесопилки
Затыкают бюджетную течь.
Смысл вещей невозможно извлечь
Без бутылки.
Здесь рассыпано над головой
Звёздно просо.
Дней короста
Нарастает как ком снеговой.
И винить в этом год роковой
Слишком просто.
Обнажается сном наяву
Дно стакана.
Как из крана
Льются мысли. Держусь на плаву.
Впрочем, я здесь неплохо живу
Как ни странно!
Антон Черный
(Вологда)
Поэт, переводчик. Фамилия настоящая. Учился на вологодском филфаке и в питерском Институте Печати. Работает журналистом. Публиковался в
альманахах «Поэтический олимп» (Москва), «День и ночь» (Красноярск), «Илья» (Москва), «Планка» (Москва). Призер премии памяти Ильи Тюрина
(Москва), Международного конкурса сайта «Век перевода» (ст-е Г. Бенна «Valse Triste»), фестиваля «ЛОГО-рифмы» (Ярославль), лауреат
Череповецкого открытого фестиваля поэзии (номинация «Поэтический перевод») и фестиваля «Гора-2002» (Шекснинский район), участник 37-х
Пушкинских чтений (Михайловское). Автор четырех поэтических книг. Заместитель председателя Вологодского отделения Союза Российских Писателей.
ОЛЬХОВЫЙ КОРОЛЬ
Wer reitet so spat durch Nacht und Wind?
Goethe, «Erlkonig»*
Кто скачет во тьме – отец иль мать?
Иль шумных теней и листьев рать?
Трепещет конь, неся ездока,
И смертная пена покрыла бока.
И ветер, виляя, по следу вьет.
И тьму отмеряет копытный ход.
Уста молчаливы хотят пить.
И страшно: способны ль они говорить?
Известно: он скачет издалека.
И смертная пена покрыла бока.
Бездонным туманом за ним – молва.
Устало склонилась его голова.
Столетия стелют ему путь.
Устал, но ему не дают заснуть
Мертвый ребенок, прижатый к груди,
И огонек далеко впереди.
________________
* (нем.) - Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? – Гёте, «Лесной царь» (пер. В.А.Жуковского)
ПЕЧАЛЬНАЯ СВАДЬБА
в пионерлагере
Морось ниспускается, благословляя трещины в асфальте.
Водная мелочь – не разобрать аверс и реверс
Драгоценностей сих.
Искрящийся рис на свадьбе памяти и боли.
Полупросохшая, мягкая, если наступить, лужа,
В которой я ловил жука-плавунца
Пятнадцать лет тому назад.
Гулкие коридоры, пахнущие отсутствием
людей.
Скрипучий пол, хранящий холод моих детских шагов,
Почти смытый несколькими поколениями уборщиц.
Тропинка –
Там поганки и клещи.
Теперь туда уже можно ходить, но не хочется.
Воздух секут листья, прохладно плача.
Глаза закрываются.
Пропадает дорога, деревья –
Скорбные гости на моей свадьбе с самим собой.
Последним исчезаю я.
В ПРИГОРОДЕ
Прохлада крон. Тихое слово облака.
В серебряной сини – точкою – тает птица.
Теплые ладони окунает
Смерть в юдоли пруда.
Воздух колеблется, будто идет кто.
Но пусто.
Никого нет.
Лишь трава обреченно ржавеет.
Время вплывает в лес,
Оставляя прошлое в поле.
Дыхание застывает в немоте.
Чу! Мертвый ангел аукает тебя в чаще…
ОШИБКА
Оле и Любе
Создатель допустил ошибку:
Из глади плавной райских рек,
Искрясь и рассыпаясь зыбко,
Не тот явился человек.
Она несла в себе Адама,
Но чресел влажных белизна
Была гладка. Садам Эдема
Приплода не несла она.
Их было две. И обе Евы.
В двух лицах сущее одно.
И было вдвое страсти, гнева
В их одиночестве двойном.
И дух Адама нерожденный
Взирал из облачных клубов
На их бесплодную любовь –
Сестер прекрасно-обреченных.
Виктор Кичкарев
(Череповец)
Кичкарёв - череповецкий поэт, певец, актёр, журналист.
СВОБОДА В МЕГАПОЛИСАХ
Я примчался
И подарил тебе цветы,
Ты улыбнулась
И пожала плечами.
Я, не взирая,
Говорил тебе - Вы
А ты обалденными очами
Смотрела в меня
И не знала про то,
Что я стал добрее,
Умнее, сильнее.
Ты развернулась
И пошла наугад,
А я от восторга,
Как статуй, робея,
Дыханье сглотнув,
Удивлялся всему
И не догадался
Пуститься в погоню.
Я понял, что ты -
Как живой алмаз,
Который в огне не горит
И не тонет.
Вручал апельсины,
Смешил, удивлял
И сам сумасбродством
Своим восторгался,
Пока я тебя безнадежно влюблял
Все глубже и чище
В тебя я влюблялся!
По небу бродили
Угрюмые псы,
Не падая в землю,
Бескрылые птицы.
И бескомпромиссно
Стучали часы,
Как странно и больно
Тобой не напиться.
Я счастлив смотреть,
Еще говорить,
Еще целовать,
Если позволишь.
Я счастлив любить
И окна рубить
В ту тихую гавань,
Мне нужно всего лишь
Фантомом, дымком, дыханьем весны
Быть рядом с тобою
(Но каждый свободен).
Ты чувствуешь только душою
И пусть,
Я чувствую духом,
Да, я не моден.
Ведь классицист я,
Ты - авангард,
Птица свободолюбивая, либо
Вода, либо Свежий Глоток
Хитрющий и в то же время понятный.
Спасибо!
За жизнь, которую ты рождаешь во мне.
Игорь Захаров
(Череповец)
* * *
Петербургская осень когда-то была ленинградской.
Да в названье ли дело в угрюмый дождливый сезон?
Осень щедро малюет одною лишь серою краской
И ветра в коридорах-проспектах звучат в унисон.
Где в песок, где в гранит волны бьются о Заячий остров,
Преломляя на гребнях гримасы толпящихся туч,
Разрывающихся о щетину обветренных ростров
И по ним оплывающих, словно прозрачный сургуч.
Словно в пику безрадостным старым и новым кварталам,
В красно-желто-зеленых пейзажах стоит Петергоф;
Царскосельскими парками ветер гуляет устало,
Зацепляясь за спицы раскрытых и мокрых зонтов.
Ленинградская осень не стала, увы, петербургской,
Хоть привычно швыряла листву на поверхность Невы,
Не дано было стать ей со временем более русской,
А пейзажи рожденные - заживо были мертвы.
Зеленеет от злости и времени Петр на Сенатской.
Город сам потерялся в такой перекличке времен.
Петербургская осень когда-то была ленинградской.
Да в названье ли дело в угрюмый дождливый сезон?..
* * *
Упавший прямо под ноги цветок
На пестики с тычинками распался.
И дождь своими каплями в полпальца
Цветок в асфальт вутюжил, как каток.
Я не хотел, но все-таки промок
Под грузом капель минимум в полпальца.
Я б мог уйти, но я стоять остался,
Смотря на то, как прямо из-под ног
В одно касанье, как футбольный пас,
Промокшие светила разлетались.
Они могли бы быть размером с палец.
Они и будут, но не в этот раз.
Прохожие пинали, не щадя
Ни этих капель, ни других прохожих,
Похожую на мокрую рогожу
Метаморфозу летнего дождя.
Я, если мог бы, то забрал с собой
На память эту мокрую рогожу.
Я б выдернул ее из-под прохожих
И заменил дерюгою любой.
Галина Щекина
(Вологда)
Галина Щекина родилась в 1952 в Воронеже, там закончила университет. В Вологде с 1979 года. Работала экономистом, корреспондентом газеты, ведущей гостиной в библиотеке, руководителем студии "Лист". Выпускает альманах "Свеча", более десяти лет была старостой литартели "Ступени". Начала писать в 1985, публиковалась в местной периодике, "Книжном обозрении", "Дружбе народов", "Литературной России", "Журналисте", сборнике "Женщины и СМИ: свобода творчества", альманахах "Илья", "Край городов", "Озарение", журнале "День и ночь", региональном журнале "Вологодский Лад". Автор повестей и рассказов в книгах "Бася и компания", "Ария", "Графоманка", "Мелисса", "Тедиумм", двух сборников стихов. Член Союза российских Писателей с 1996. Член союза журналистов. Участница нескольких литературных совещаний в Ярославле, Москве. Координатор конкурса "Илья-Премия" по Вологде.
* * *
в вагоне гремучая смесь
недвижимой дрожи, полета
застынешь у поручня весь
белея пугаясь чего-то
ах вот оно что - берегись
та девушка брызжется счастьем
твоя обрывается жизнь
покуда срослись их запястья
* * *
покуда их плечи дрожат
и рты потрясающе ловки
горит между вами межа
сжигающая остановки
Ну все дуралей не смотри
лицо пряча в черные стекла
и ломка стекла изнутри
льдяного и россыпи около
* * *
ну мальчик скорее вдохни
невидящих слез океаны
пускай так бесстыдны они
что кресла метро осиянны
мы все проходили урок
и ты не избег повторенья
и это не пропасть не рок
а только лишь новое зренье
* * *
На зеленой-зеленой траве
Разливались волос золотые ручьи
Двести родинок это внове
Но они не твои и ничьи
На каленый-каленый асфальт
Променяешь и шелест и смех на лугу
Запоет в переходе чуть погнутый альт
Я останусь но нет не могу
Зашипят под дождем фонари
Как упавшие луны в Неву
Не убий не кради на мосту во хмелю не дури
Как судьба я тебя позову
* * *
Так ли мягок придонный мельчайший песок
И поверхность его бархатиста,
Как закатного солнца в реке колесо
И наивная жажда большого и чистого?
И чем мусора больше теченье несет,
И веселое желтое в крапинах черных,
Тем сильнее надежда, что все переменится, все
Если плыть по теченью покорно.
И подводной струей и воздушной волною над ней
Век покажется бархатно сладок,
Это дно полосатое быстрых и солнечных дней
Сохранит озорной отпечаток.
* * *
Ты наденешь Москву словно длинно-парадное платье
непривычно чужое но нужно идти на банкет
чтобы могли пировать эти новые сестры и братья
за себя воевать нам приходится множество лет
А потом загремит электричка по черным туннелям
каждый день три часа - половина дороги домой
ты порой в тихом парке киваешь задумчивым елям
им равно одиноко и летом и нежной зимой
И тебя не дождавшись далекие окна застынут
над рекою затихнет церковный простой перезвон
надо звать в полутьме загулявшего малого сына
чтобы не заблудился тебя не расстраивал он
суждено по судьбе уклонение или участье
прорастают слова за собою курлыча зовут
и вздохнув облегченно ты сбросишь парадное платье
и на дно чемодана уложишь Москву
ВАЛЕРИЙ АРХИПОВ
(Вологда)
Родился в 1951 в Чойбалсане (Монголия), живет и работает в Вологде. Закончил Литературный институт в Москве. Активный участник литартели
«Ступени» в течение многих лет, расширил читательское восприятие своими стихами. Считает, что поэзия должна быть сложной. Автор поэтических
книг «Резервация», «Съемка рапидом», «Страсти по Эвтерпе», «Время дуэлей». Пишет стихи, поэмы, драмы, прозу, рецензии. Неоднократный участник
Рубцовской осени. В марте 2008 вышла новая книга стихов Архипова - «Выдумки мага».
* * *
Смотрю как, безумные, рвутся олени
В твоих яснокрылых зрачках.
От скопища страсти до вязкости лени
Всего лишь обыденный страх.
Он в горло толкает какую-то смуту,
И смуты той нету милей.
Пусть парусник кроткий
Корежится круто
Над бедной дорогой моей.
Все стены да стены, да белые замки,
В заплатах сухих облака…
От черной лачуги к лебяжьей осанке
Всего лишь четыре шага.
И все же четыре ступеньки - как много!
Спаси, сохрани и отринь.
Пусть целая вечность до господа бога.
Скажи ему просто «аминь».
* * *
Фриволен бег твоих изящных рук
По клавишам разбитого рояля.
И звуки здесь - то плач монет, то стук
Единственной, которую не ждали.
Она ворвется, требуя вина,
В прихожей зло срывая жаркий свитер,
Как маленькая гордая страна,
Где каждый третий выглядит убитым.
И я ее одну остановлю,
Слегка рукой ее волос касаясь,
Нежданно вдруг я ей скажу «люблю»,
Скажу и где-то в темноте покаюсь.
БЕДА
Я поздно понял, что пришла беда.
Ну и пускай, я дверь не закрываю.
Я пью чаи и ты со мной, беда.
Попей, ведь ты замерзла, я-то знаю.
Ты многолика. Вот не знаю сам,
Какая будешь? Старая, поди-ка.
Я посетил сегодня дальний храм,
А руки все пропахли земляникой.
Пришла одна. Зажгла на кухне свет.
Смеясь, заторопилась у порога,
Сказала: «Что-то плохо ты одет.
Наверное давно не веришь в Бога».
Я верую. Вот видишь: образа.
А ты-то что, трухлявая старуха.
А ну смотри, смотри ко мне в глаза,
Ты, существо без времени, проруха!
Ты гниль. А может, впрочем, ты права.
Беда тихонько номер набирает
И телефон мне молча подает.
Я узнаю, что друг мой умирает.
Его жена зачем-то сильно пьет,
Ну а сама она в балете прима
И не старухой - лебедью плывет.
Такая вот уж вышла пантомима.
Простите, это снова дождь идет.
* * *
Тропа привела на задворки
Великого гнева её.
Глазами убитого Лорки
Сияло под солнцем тряпьё,
И в этом тряпье нетушимом
Как будто в запястье впилась
Великая майская сила,
Весенняя сочная грязь.
Воинственно выла ворона.
Блистала безумная брошь
На правой груди у танцора,
Бросавшего в публику нож.
